Форум » Концепция Герасимова Г.М. » Интервью с Андреем Зориным. «Запрещать обсуждать победу – значит приравнивать ее к поражению» » Ответить
Интервью с Андреем Зориным. «Запрещать обсуждать победу – значит приравнивать ее к поражению»
Александр Трухин: Интервью с историком культуры, профессором РГГУ и Оксфорда Андреем Зориным об исторической политике. Все более актуальной становится проблематика исторической памяти и попыток построения государственной исторической политики в России и других постсоветских (и шире – постсоциалистических) странах. Начав обсуждение этой темы еще весной 2008 года, мы продолжаем говорить о ней с ведущими российскими и зарубежными учеными и экспертами. Мы публикуем беседу с известным историком культуры, филологом, гуманитарным мыслителем, профессором РГГУ и Оксфорда Андреем Леонидовичем Зориным. 8 октября Андрей Леонидович выступает в рамках цикла "Публичные лекции ""Полит. ру" с лекцией на тему "Гуманитарное образование в трех национальных образовательных системах". Борис Долгин: Сейчас обострилась проблема исторической памяти, исторической политики в государственном и негосударственном варианте. Может ли её не быть? Андрей Зорин: Может ли не быть исторической политики или исторической памяти? Б.Д.: Исторической политики. А.З.: Я отвечу на этот вопрос очень резко: нет, не может, так же как мы не можем представить себе общество, где не совершается преступлений. Во всяком случае, ни в одном типе известных нам обществ пока такого не было. Вместе с тем, я абсолютно убеждён, что историческая политика является злом – и чем ее меньше, тем лучше. Свести её к нулю, вероятно, не удастся никогда, но важно бороться с ней и ограничивать ее влияние на общество, насколько это возможно. Это как с преступностью. Было бы крайним прекраснодушием считать, что можно создать общество, в котором её нет, но это не значит, что к ней можно относиться равнодушно или рассматривать её как неизбежное зло. Преступности, как мы знаем, – где-то больше, где-то меньше. Иногда она падает, иногда растёт – и для людей, живущих в обществе, это имеет огромное значение. Б.Д.:: Понятно. Как мы знаем, создана президентская Комиссия по борьбе с фальсификациями истории, наносящими ущерб интересам Российской Федерации. Что вы думаете о ее названии? Пока о названии, поскольку трудно отнестись к ее деятельности, которая еще не началась, ну и еще к самому замыслу. А.З.: Вы совершенно правы. Я достаточно отрицательно отношусь ко всем трём вещам. Это можно было бы назвать плохой шуткой, если бы это не было бы лингвистической, да и политической реальностью: из названия комиссии вытекает, что, по их мнению, бывает фальсификация в пользу интересов Российской Федерации, и тогда, в принципе, правомерно её поощрять. Б.Д.:: По-моему, в том, что возможна фальсификация в пользу, – сомнений быть не может. А.З.: Не представляю себе ничего подобного. Б.Д.:: Фальсификации в неких политических интересах в истории хорошо известны. А.З.: В интересах каких-то корпоративных групп, элитных политических групп – безусловно. Но чтобы говорить о фальсификации истории в интересах или в ущерб Российской Федерации в целом, надо договориться, в чём состоят эти интересы, а на этот счет возможны очень разные точки зрения. Вот если б мне сказали, что речь идёт о, я не знаю, фальсификации истории в ущерб или в пользу интересов членов этой комиссии или ещё каких-то государственных институций – я бы прекрасно понял. Б.Д.:: Наверное, речь идет не о Российской Федерации как стране, а о Российской Федерации как о государстве. А.З.: Но государство - это институт, созданный народом страны для выполнения тех или иных функций. Б.Д.:: Это в нормативном варианте, а в реалистическом - это нередко структура, создающая под себя страну. А.З.: Мы очень далеко уходим от вопросов деятельности комиссии, обсуждая государство. Я бы сказал так: у тех или иных государственных деятелей или государственных служащих есть какие-то интересы. Вероятно, историю можно фальсифицировать в ущерб или в пользу их интересам, но причем тут интересы Российской Федерации как государства, гражданином которого я являюсь, – мне абсолютно неясно. При этом мне, к сожалению, кажется, что крайняя неопределённость полномочий, статуса и функций комиссии отражает определённую политическую логику, состоящую в том, что при необходимости все это можно изменить как угодно. Как многие наши государственные установления, комиссия может оказаться практически безвредной и до поры до времени не использоваться. А при каком-то повороте ее могут вытащить с какой-то зловещей целью. В принципе, такого рода инициатива меня пугает, хотя пока ничего чрезвычайного действительно не произошло. Но, может быть, власти услышали резкую реакцию на все это и поэтому пока несколько притормозили работу комиссии. Б.Д.:: Вы говорите, что не можете себе представить какие-то фальсификации, противоречащие интересам страны или даже государства в целом, если не говорить о конкретных правящих группах. А вот представим себе не фальсификации, а просто некоторую аргументацию, в соответствии с которой, скажем, под вопрос ставятся границы страны, их международно-юридическая обоснованность или какие-то права страны. Это не фальсификация, а такая ситуация, когда что-то будто бы противоречит интересам РФ. А.З.: Вы, знаете, мне случилось уже об этом говорить на «Полит.ру». Это вызвало бурную дискуссию, но я не поменял свою точку зрения, а потому позволю себе повториться. По-моему, в Латинской Америке в эпоху военных переворотов был такой лозунг: «Уберите армию в казармы!» А я бы выдвинул лозунг: «Уберите историков на кафедры». С моей точки зрения, никакая аргументация исторического характера не может и ни при каких обстоятельствах не должна быть аргументом при решении политических вопросов. Для меня это совершенно очевидно. Другой вопрос, если речь идет о правовом документе. Если подписан международный договор, а кто-то утверждает, что этот договор не подписан, или предлагает нам фальшивку вместо договора, который не был подписан, – это не фальсификация истории, это уголовное преступление – подделка документов, имеющих юридическую силу. А историческая аргументация вообще, с моей точки, зрения никаких правовых последствий иметь не должна. Б.Д.:: Это очень важный тезис. Понятно, что такого рода вопросы могут и будут возникать. А.З.: Скажем, какое население когда жило на этой территории, кому она принадлежала, был ли договор двухсотлетней давности грабительским (или не грабительским): все это, увы, для вопросов о границах, территориальной принадлежности и пр. не может иметь никакого значения. Для решения таких вопросов существует международное право и правовые процедуры. К ним и только к ним, на мой взгляд, нужно апеллировать. Б.Д.:: К действующим юридическим документам. А.З.: Да. В этих рамках и должны решаться международные конфликты. А апелляция к истории как аргументу в политических спорах разрушает историю как область знания и еще сильней разрушает нашу способность понимать историю и делать из неё полезные выводы на будущее. Такое использование истории обращается к самому дурному, что есть в человеческой душе. Не случайно из историков получаются такие ужасные политики. Б.Д.:: Хорошо, но ведь принципиально существует проблема фальсификации источников. Такие, в общем, сугубо научные проблемы, которые дальше могут использоваться и не историками. Классический случай – какая-нибудь «Велесова книга», которая фальсифицирована, и это предмет источниковедения и пр., она вполне активно будет использоваться идеологами А.З.: Это очень хороший пример. Прежде всего, мы ведь не обсуждаем с вами вопрос подлинности «Велесовой книги» - каждый знает, что это фальшивка. Б.Д.:: К сожалению, не каждый. Существуют учебники, которые «не знают». А.З.: Да, это так. Скажу по-другому: вменяемым людям понятно, что это фальшивка, и каждый, кто хочет в этом добросовестно разобраться, имеет простую возможность это сделать. Повторю, хорошо известно, что это фальшивка. И это, на мой взгляд, чрезвычайно сильный аргумент в пользу того, что я говорю. Как мне представляется, страстей было бы намного меньше, если бы мы заведомо знали, что вопросы подлинности того или иного документа вообще не имеют никакого актуального значения. Что вопрос: «Где жили славяне или когда возник этот этнос?» – совершенно нерелевантен для решения практических проблем. Что присутствие на той или иной территории данного этноса или культурной группы ни при каких обстоятельствах не может быть аргументом ни в каком политическом споре. Вот тогда, я надеюсь, и пафоса, и желания фальсифицировать и доказывать недоказуемое немножко бы убавилось. Конечно, всё равно бы все это происходило. Уже столетия нам доказывают, что Шекспир не писал своих пьес, и эти давно похороненные наукой гипотезы по-прежнему пользуются широкой популярностью. И список идей такого рода бесконечен. Б.Д.:: Но это обычно не имеет прямой утилитарной составляющей. А.З.: Не имеет, просто у людей есть охота заниматься ерундой. Но это, по крайней мере, социально безопасно, в отличие от дискуссий вокруг предметов типа «Велесовой книги»… Б.Д.:: И нынешних разысканий Михаила Задорнова… А.З.: Да-да! Их нельзя прекратить, но нужно стараться, чтобы это было эксцентрическим занятием научных шарлатанов, а не предметом актуальной полемики о сегодняшних проблемах. Вот это я и имею в виду под лозунгом «вернуть историков на кафедры». Б.Д.:: А как должны вести себя в таких дискуссиях: с одной стороны, профессионалы; с другой, условно скажем, администраторы от науки и образования; а с третьей – государство? Иными словами, должна ли создаваться какая-то система, блокирующая выпуск заведомо исторически недостоверных трудов? Или здесь помогут только соответствующие штампы Министерства образования? Или что-то другое? Где здесь проблема? А.З.: На мой взгляд, проблема совершенно ясная: ничего блокировать не следует. Любой шарлатан, фальсификатор и демагог имеет право печатать свои бессмысленные сочинения. Б.Д.:: И зарабатывать на них деньги. А.З.: И зарабатывать на них деньги. Б.Д.:: И распространять сколь угодно широко? А.З.: Да, сколь угодно широко. Штамп Министерства образования – это другой вопрос, за это отвечает государство. И за школьные программы отвечает государство. По крайней мере, пока образование является государственным, этого допускать нельзя ни при каких условиях. Здесь должны быть совершенно жёсткие ограничения. И еще должно быть профессиональное сообщество, в идеале имеющее механизмы собственного «санитарного контроля». Люди, имеющие какие-то, сколь угодно бредовые позиции имеют полное и легальное право их отстаивать. Но они не должны занимать места на университетских кафедрах, быть принятыми в определённых профессиональных сообществах, получать определённые трибуны. А если Михаилу Задорнову нравится нести свою ахинею – пускай несёт. Эволюция Михаила Задорнова, вообще говоря, чрезвычайно занимательна. Интересно было бы написать работу, сравнивая его юмористические тексты 1980 - начала 1990-ых гг. и его нынешнюю квазилингвистическую публицистику. Б.Д.:: Но нельзя отрицать, что сейчас он вновь достиг вершин комизма. А.З.: Да-да, значительно больших, чем раньше, но мне кажется, что нормально функционирующее научное сообщество должно без государственного вмешательства иметь механизмы самоочистки, блокирования псевдонаучных гипотез. А вот о детях должно заботиться государство. Б.Д.:: Должна быть какая-то санитария внутри уважающих себя издательств, уважающих себя книжных магазинов. А.З.: Разумеется. Б.Д.:: А как это может быть устроено? А.З.: Вы знаете, какое же количество исторической лабуды печатается и публикуется на Западе, исторического треша – очень много! Но в университетских книжных магазинах этого не продают. Если хочешь – покупай в другом месте и читай на здоровье на любую тему. Всё что угодно - о Наполеоне, о Гитлере – навалом всего. Но есть профессиональные сообщества, и они организуют себя таким образом, что там это не может функционировать. Б.Д.:: Как вы относитесь к системам ограничений, аналогичных наказанию за отрицание Холокоста или, как у нас, за восхваление фашизма или, скажем, за восхваление сталинизма или отрицание его преступлений? Имеют ли смысл государственные ограничительные меры такого рода? К каким эффектам они приводят? А.З.: Это очень сложный вопрос, поскольку речь идёт о гигантских жертвах, о пролитой крови и о тех, кто готов цинично или фанатично отрицать эти жертвы и, по сути, глумиться над их памятью. Я знаю про существующие на Западе уголовные преследования за отрицание Холокоста, понимаю эмоциональные основания и логику таких мер Тем не менее, я не могу считать их ни разумными, ни эффективными, потому что в конечном счёте они способствуют распространению подобных человеконенавистнических высказваний. Отрицателей Холокоста становится больше, а не меньше – это логика всякого запретного плода, как отрицание. Кроме того, у многих народов, социальных групп есть в анамнезе свои чудовищные трагедии, и все стремятся криминализовать их отрицание. В результате или эти законы не будут действовать, или мы станем свидетелями разрастания количества и размаха дел такого рода. Другое дело, я считаю, что государственная политика не может быть безразличной к подобной мерзости. Я не призываю запрещать издание книг и публичные выступления, восхваляющие Сталина или отрицающие преступления сталинизма. Но мне кажется, государство обязано однозначно определить свое отношение к такого рода позициям. И должен существовать консенсус политических элит и мыслящей части общества: человек, находящийся в зоне общественного внимания, не имеет права оправдывать массовые убийства. В частности, это должно быть абсолютно несовместимо с определёнными профессиями. Я против уголовных репрессий даже за самые человеконенавистнические высказывания, но пресловутый «запрет на профессию», существовавший в Германии, кажется мне вещью осмысленной. Человека, считающего, что Гитлер, Сталин или Пол Пот не были кровавыми палачами, не надо сажать скамью подсудимых, но он не должен работать школьным учителем. Конечно, в идеале (как я уже говорил) это должно быть результатом не законодательных запретов, а самоорганизации общества. Большинство не должно голосовать за таких людей, научное и политическое сообщество должно их отторгать и так далее. А дальше пускай говорят что хотят. Вот как мне это представляется. Б.Д.:: Это идеальная ситуация. А как может быть организован переход от реальной ситуации к идеальной? От ситуации, когда часть политической элиты, в разных формах с разными оттенками, но вполне готова принимать или отрицать репрессии, а часть общества это вполне поддерживает. Мы знаем, что возникновение относительного консенсуса такого рода в политическом мейнстриме, условно, Германии, всё-таки не было результатом естественного процесса. Это было результатом, в том числе, политики идентификации. А.З.: Но эта политика не выражалась в уголовных репрессиях. Это была политика государственной пропаганды, карьерных ограничений и огромного количества незафиксированных, но подразумеваемых конвенций. Понимаете, у нас принято на бытовом уровне понятие политической корректности использовать в негативном смысле, ругательно. Мы всё время про Америку, про западное общество говорим: вот, у них политическая корректность, какой ужас. Конечно, часто это доводится до идиотизма, и до идиотизма можно довести всё что угодно, но в целом это удивительный механизм, при котором удалось табуировать целый класс людоедских и человеконенавистнических заявлений, не прибегая к механизмам уголовной репрессии. Это очень важный, на мой взгляд, нравственный и политический выход, понимаете? Б.Д.:: Понимаю, и всё-таки - как может осуществляться переход в ситуации, когда в политической элите нет консенсуса по этому вопросу? Нет, соответственно, и однозначной позиции государства. А.З.: Если нет консенсуса в политической элите, то смешно ожидать, что эта политическая элита установит юридические нормы, что бы то ни было запрещающие. Если политические лидеры не хотят даже определенно высказываться по этим вопросам - потому ли, что считают это политически нецелесообразным, или потому что вообще думают иначе, – о каких механизмах перехода тогда вообще имеет смысл говорить? Б.Д.:: Скорее, легко ожидать, что эта политическая элита установит юридические нормы, что-то запрещающие. И тогда вопрос: что именно запрещающие? А.З.: И еще один вопрос, связанный с деятельностью комиссии по фальсификации истории. Я думаю, ссылки на международный опыт правовых юридических санкций за отрицание тех или иных исторических фактов (вне зависимости от того, правильной или неправильной в принципе мы считаетм такую практику) должны учитывать то, что требования ввести подобные законодательные ограничения все без исключения связаны только с фактами массового уничтожения людей, будь-то Холокост, геноцид армян, голодомор и так далее. Отрицание этих событий, непризнание факта массовых убийств есть издевательство над памятью жертв. Дальше, действительно, вопрос – нужно ли прекращать это издевательство правовыми путями или моральным давлением. Совершенно другое дело, когда эта практика распространяется на другие аспекты исторического процесса, и тем более на такое великое событие, как победа в войне. Запрещать обсуждать победу с любых точек зрения - значит приравнивать ее к поражению. Это капитулянтская позиция. Требовать запрещать дискуссии на эту тему значит ощущать себя и свою страну жертвами истории. Не победителями, не деятелями, не активной стороной, а только невинными жертвами. Само возникновение этой проблематики, само возникновение таких настроений свидетельствует о том, что наше общественное сознание потеряло способность гордиться собственной историей, а может только её травматически прятать от обсуждения и видеть в ней только череду жертв и унижений. Попытка блокировать таким образом разговоры о войне, пусть самые неприятные или даже выглядящие кощунственно, – это и есть приравнивание победы к поражению. Это очень тягостная, на мой взгляд, вещь. Б.Д.:: Это очень понятная вещь, и важная. Есть ещё один вопрос: дело в том, что травма исторического сознания в России – она ведь во многом, кажется, была спровоцирована, скажем так, активной исторической политикой. Скажем так, ситуация, когда окружающие нас страны, в прошлом братья по лагерю (не важно, внутри Союза или вне его) в некоторый момент стали целиком снимать с себя ответственность. Во всяком случае, основная часть политической и интеллектуальной элиты ответственность за происходившее там перекладывает на Советский Союз, а далее - на Россию. Это понятно было бы, если речь шла о странах Балтии. Тут отдельный, очень сложный вопрос, потому что их присоединение было по сути насильственной процедурой. Но точно так же произошло и с другими бывшими республиками Советского Союза, где ситуация была иной. Так же произошло с бывшими восточноевропейскими странами, где, с одной стороны, социализм поддерживался штыками советских войск, но с другой, и собственными движениями тоже. А.З.: Ну да, разумеется, во многих восточноевропейских странах одно время была большая общественная поддержка переустройства на коммунистических началах, хотя она очень быстро кончилась, уже с конца 1940-ых годов. На первом этапе подобная поддержка была, хотя, безусловно, без Ялтинского раздела мира и без советской оккупации эти планы не имели бы шансов реализоваться, и в этом смысле разница между странами Балтии и другими восточноевропейскими государствами не кажется мне особо решающей. Разница в том, что аннексия балтийских республик, как, кстати, и части Польши, была результатом сговора с Гитлером, а превращение стран Восточной Европы в сателлитов СССР - договорённости с союзниками по Второй Мировой войне. Балтийские страны были инкорпорированы в СССР, а Восточная Европа обладала формальной квазинезависимостью, имелись какие-то мелкие послабления. Хотя ведь и Прибалтика тоже имела какие-то мелкие послабления в сравнении с другими советскими республиками. Но в принципе, конечно, желание многих освободившихся государств спихнуть все проблемы своей истории вовне – оно очень велико. Я недавно был в Будапеште в музее исторической памяти - там в экспозиции есть фашистская оккупация и коммунистическая оккупация, а самих венгров вроде как вообще не было. Б.Д.:: Не было как активной силы А.З.: Да. Национальная, историческая политика этих стран направлена на то, чтоб представить их жертвами истории. Со всех сторон их все время мучили и разрывали на части, а они собственной исторической роли никакой не играли, а были только жертвами злых исторических сил. Интерсно, что в России многие пытаются взять эту модель за образец. Б.Д.:: Не получилось ли так, что эта историческая политика стала отчасти ответом, реакцией на историческую политику окружающих стран, которые все заявили: «Это не мы - это они». А что должна была ответить Россия, на кого перевалить? И есть, конечно, классический ответ - инородцы. Как жить в ситуации, когда все кругом – Украина, Грузия и пр. - говорят: «Мы были оккупированы большевиками»? А.З.: Ситуация мне не кажется неразрешимой. При наличии разума и доброй воли ее можно решить. Есть в истории и в политике неразрешимые проблемы, когда можно только что-то смягчить, облегчить и так далее. А есть проблемы разрешимые. В этом случае я не вижу большой сложности. Живой пример из последних – это история с голодомором. Все, что я могу сказать по этому поводу, общеизвестно и на оригинальность не претендует. Наша пропаганда, отвечая украинской пропаганде, тысячу раз повторяет одно и то же: это не было направлено специально против украинцев, не носило этнического характера, это была общая политика, от которой пострадали все. Вероятней всего, так оно и было, я склонен принять эту версию. Но если бы этой «общей политике»: деятельности советского режима и его карательных органов, уничтожению крестьянства, массовым убийствам и террору - были бы даны соответствующие политические оценки – у людей, желающих свалить голодомор на Россию, было бы очень мало шансов. А если мы всё время занимаемся частичной полуреабилитацией палачей, тогда очень легко сказать: да, вы присоединяетесь к этой политике, вы её продолжение, вы от неё не отказались и не отмежевались. И это довольно сильный аргумент для тех, кто обвиняет Россию в голодоморе. Все это настолько тривиально, что даже неудобно еще раз повторять. По-моему, это вполне простая логика и я, честно говоря, здесь большой сложности не вижу. А вставать в позицию «нет – мы, нет – вы», и считать, что бороться с антироссийскими настроениями в Польше можно отрицанием Катынского расстрела, – тогда, конечно… Если мы таким способом собираемся бороться с фальсификацией истории и с антироссийскими настроениями в Польше, тогда мы достигнем выдающихся успехов. Б.Д.:: А какой, на ваш взгляд, должна была быть позиция, скажем так, честных, ответственных, совестливых интеллектуалов в ситуации, когда существует война исторических политик? Что это должно быть: принципиальное отрицание этой войны, содействие собственному государству в борьбе с той исторической политикой? Что? А.З.: Отвечая на ваш первый вопрос, я сказал, что я в целом думаю про историческую политику. Поэтому я считаю, что политика совестливого интеллектуала по обе стороны баррикад может быть только одна: чума на оба ваши дома. Это единственно ответственная политика. Я сразу хотел бы оговориться – я не имею в виду страны, народы, я имею в виду только людей, занимающихся исторической политикой, только идеологов исторической политики разных стран. Те самые оба дома, на которые чума. Никому другому я этого не желаю. У меня есть друг, замечательный румынский историк. Его имя – Зорин Антохи, имя - полный омоним моей фамилии. И он как-то сказал (я очень люблю эту цитату, как-то ее уже приводил): «Цивилизованная страна – это та, где есть значительная доля антинационалистически настроенной интеллигенции». По-моему, это замечательное определение. Ответственный интеллектуал должен бороться за цивилизованность собственной страны, если он дорожит её судьбой, её будущим и репутацией. Конечно, Россия в этом смысле страна очень цивилизованная, хотя порой складывается впечаление, что в последнее время эта цивилизованность находится под большой угрозой. Я не очень хорошо представляю интеллектуальную ситуацию во всех постсоветских и восточноевропейских странах, где очень сильна историческая политика. Но я точно знаю, например, что на Украине такие люди есть, в Польше они есть, и так далее. Составляют ли они большинство – не уверен, не думаю. Но они есть, и их количество отнюдь не пренебрежимо мало. Можно вести разумный диалог, можно вести профессиональный диалог - он отчасти и ведется специалистами, в том числе и на «Полит.ру». Я лично знаю людей с обеих сторон, ответственных интеллектуалов, которые много лет заняты организацией армяно-турецкого диалога. Эта деятельность не пользуется особой популярностью ни в той, ни в другой стране. Тем не менее, они упорно и плодотворно работают. Так что существует позиция ответственного интеллектуала, и есть немало людей, занимающих и отстаивающих эту позицию. Взято: http://www.cogita.ru/intervyu/andrei-zorin-ab...-ya-by-vydvinul-lozung-abuberite-istorikov-na-kafedrybb
Ответов - 16
Наталья Михайловна: > Б.Д.:: И нынешних разысканий Михаила Задорнова… А.З.: Да-да! Их нельзя прекратить, но нужно стараться, чтобы это было эксцентрическим занятием научных шарлатанов, а не предметом актуальной полемики о сегодняшних проблемах. Вот это я и имею в виду под лозунгом «вернуть историков на кафедры». < В своём рассказе о том, как я сцепилась на ютубе с Гордоном, я уже упоминала, что там нас рассудил один товарищ, сообщивший, что С.В. Жарникова ещё в 1988 году защитила кандидатскую диссертацию по истории, где выдвигала ровно те же тезисы, которые сейчас обосновывает Задорнов. Заглянув к нему на сайт, я узнала, что Михаил Николаевич и Светлана Васильевна были знакомы. На ту гордоновскую передачу Задорнов привёл Драгункина и Чудинова. Ну, там ещё были на "нашей" стороне М. Ножкин и Н. Джигурда. Но почему-то, когда "учёные историки" кричали, что задорновские изыскания ненаучны и не его это дело, Михаил Николаевич не помянул Жарникову. А ведь она не только кандидат наук, она ещё ссылки на академика Соболевского даёт. Не так уж слаб тыл Задорнова. Надо бы поклонникам регалий в нос такие вещи совать. Раз уж у них "учёным является тот, кто в научных журналах публикуется".
Александр Трухин: ...что меня искренне огорчает? Что все идеологическое творчество последних двадцати лет свелось лишь к восстановлению традиций и к разговорам, что нам нужно куда-то вернуться. Только непонятно куда – то ли в советское время, то ли в досоветское. Как произошло с тем же гимном. Конечно, можно спорить, насколько идеальна была в этом качестве «Патриотическая песня» Глинки. Но ведь предлагались и другие варианты! – Какой поддержали бы лично вы? – Мне показалась вполне уместной идея принять как гимн «Прощание славянки». Красивая, мелодичная музыка, всем известная. Но, самое печальное, наша власть вообще сознательно отказалась от какого бы то ни было символического творчества – можно было и что-то написать, не брать за основу старое! Как бы мне ни были неприятны большевики, они гордились, что строят новую страну. И император Петр Алексеевич этим тоже гордился. Поймите правильно – я не призываю разрушать все былое до основания. И с прежними эпохами Россия, безусловно, связана определенной преемственностью – культурной, генетической, исторической, языковой. Но все равно, современная Россия – это новое государство, очень молодое, в истории никогда не было страны с таким названием и с существовавшим на ее территории нынешним политическим устройством. А новому государству нужны новые символы – хватит до бесконечности стирать пыль со старых руин. – Возможно, потому и стираем, что только там находим повод для национальной гордости? – И очень плохо, что только там, – России есть чем гордиться и в ее новейшей истории! Скажите, какое еще государство сумело освободиться от тоталитарной тирании без иностранной оккупации? Мы сами, добровольно, без принуждения извне захотели жить как свободные люди – и другие страны, зависимые от советской империи, отпустили на свободу. Поразительное, невероятного масштаба всемирное историческое событие, наша самая грандиозная заслуга в истории – на этом фундаменте можно такое здание возвести! А мы от нее отплевываемся, приписываем развал СССР каким-то мифическим врагам… http://vecherka.ru/articleprint/5525
Наталья Михайловна: *PRIVAT*
Наталья Михайловна: В 1991-м сработал хорошо нам уже знакомый оранжевый сценарий, и в ретроспективе он же просматривается и в 1905-м, и в 1917-м. Просто благополучные 60-70-начало 80-х стёрли из мировосприятия двух поколений привычку к бдительности. И можно было снова наступать на те же грабли.
Александр Трухин: говорит обо всем. Очень хорошо - о том, что знает... Тогда его просто заслушаешься. Но есть и другие примеры. Зорин говорит: Уже столетия нам доказывают, что Шекспир не писал своих пьес, и эти давно похороненные наукой гипотезы по-прежнему пользуются широкой популярностью. Где эта наука и хоронители гипотезёров? И пусть они ответят на эту статью.
Александр Трухин: Что такое Англия по своей сути? Тщательно реализованный бизнес-проект, как и любое другое государственное образование в новой истории. Кем реализованный? Узким кругом лиц. Ради чего? Ради безбедного существования указанного круга. Как известно, у любого проекта есть некоторое количество опознавательных знаков (символика), по которым его узнают либо свои, либо чужие, либо и те, и другие одновременно. У Англии как проекта есть один широко известный и распространенный опознавательный символ-метка, присутствующий (явно или не совсем явно) во всех ее телодвижениях. Символ этот – Святой Георгий (как вариант – его крест). Конечно, группе господ, разработавших бизнес-проект «Новая Англия», больше подошел бы какой-нибудь другой знак: черная кошка, например, или там череп с костями, или вообще перечеркнутый крест, но господа были людьми не только циничными, предприимчивыми и аморальными, но и сообразительными, поэтому сразу поняли, что самая лучшая одежда для волка – это овечья шкура. Наденешь ее – и дуй всем в уши, какой ты мягкий и пушистый. Подошел поближе, щелкнул зубами, съел... и опять белая овечка желает познакомиться. Поэтому символ не должен вводить никого в заблуждение, тем более, что под прикрытием этого символа творились не самые богоугодные дела. Взять замес проекта «Новая Англия». С чего все началось? Да с банального выноса святого! Был у англичан небесный покровитель – Св. Эдмунд. Но для бизнес-проекта нужен был не столько мученик, сколько воин (солдат удачи), на роль которого и отрядили Св. Георгия, хотя сам бы он от этого в восторге явно не был. И вот уже печально знаменитый Генрих (Синяя Борода) №8 официально (только вдумайтесь – специальный документ издал!) запрещает поминать Эдмунда в молитве и ликвидирует монастырь Бери-Сент-Эдмундс, где находились мощи святого. Дальше – больше. Символы нового порядка должны быть везде, ибо, как известно, ложь должна быть чудовищной, чтобы выглядеть правдиво. И вся история Англии начинает верстаться под символику Святого Георгия, хотя, повторюсь, он такой мерзости явно не заслуживал. Возможно, дата 23 апреля была выбрана не случайно. Ведь именно в этот день был официально расторгнут брак Генриха и Екатерины Арагонской. То есть, если отбросить глупейшее объяснение о безумной влюбленности английского монарха в Анну Болейн и попристальнее вглядеться в контекст эпохи, аккурат 23-го апреля Генрих бросил перчатку испанцам, их ставленнику, Папе, и всему остальному католическому миру. И ведь какой правильный день выбрал! 23-е апреля – национальный праздник Арагона, день Святого Георгия! Возможно, Генрих хотел ужалить побольнее и выбрал для разводного документа именно эту «праздничную» дату, тем самым заявив свои права на первенство в европейском и даже мировом масштабе, ибо не большой секрет, что Испания середины 16-го века была реальным гегемоном эпохи. Возникает Совет Директоров бизнес-проекта «Новая Англия». Нет, конечно, ушлые новые англы не называли свой междусобойчик Советом Директоров. На бумаге все выглядело много пристойнее. Ребята обозвались Орденом Подвязки (тоже не без черного юмора, конечно). Во главе сего замечательного объединения встал сам (чисто конкретный) монарх, а в подельни..., пардон, в компаньоны себе он назначил главных выгодоприобретателей проекта. Естественно, символом Ордена стал Святой Георгий, а производство в рыцари Ордена происходит 23-го апреля каждого года, аккурат в день Св. Георгия, в часовне Св. Георгия в Виндзоре. По такому случаю придворным летописцам поступил заказ на создание правильной истории Ордена, коя и была состряпана к 1614-му году. Согласно этой сказке, Орден Подвязки был учрежден 23-го апреля (а когда ж еще-то?) то ли 1344, то ли 1347, то ли 1348 года. А может – и 1349-го. Или даже 1350-го. Типа, танцевал Эдуард №3 на балу с дамой, а у той упала подвязка. Ну, король как истинный джентльмен сделал вид, что все так и было задумано, нацепил подвязку на рукав и продолжил танец. А между следующим танцем и выходом на крепостную стену для отправления естественных нужд объявил, что учреждает Орден Подвязки. И пусть будет стыдно тем, кто плохо об этом подумает! И слова эти так запали в душу поддатым подданным, что с тех пор по сей день красуются на английском национальном гербе. Кстати, если у кого-то есть сомнения относительно преемственности поколений в Совете Директоров, гляньте на современный полный вариант английского герба. Всех львов, леопардов и прочих единорогов окружает петля-удавка с приветливой надписью: «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает». Очевидно, всем до сих пор стыдно, оттого и никаких мыслей, кроме верноподданических, никто не выражает. А вот после легитимизации Совета Директоров новые управленцы начали составлять совсем правильную историю прихода орденоносцев к власти. Тут и начинается составление истории государства Англия. По патронажем доблестных управленцев, которые на самом деле одной Англией довольствоваться и не собирались. В ход пошла тяжелая артиллерия. Был дан ход многовекторному проекту «Шекспир», который тоже не остался без отметины Ордена: как известно, Shake-speare в переводе означает «Потрясающий копьем», то есть все тот же Святой Георгий. Родился «Шекспир» 23-го апреля (в тот самый день), да и умер 23-го апреля (какое совпадение!). Проект «Потрясающий копьем» был грандиозным пиар-проектом по внедрению нового языка, новой идеологии и новой истории Англии. Спору о том, кто написал произведения Шекспира, не десятилетие и даже не век. За это время одна часть интеллектуально продвинутой общественности выдвинула пару-тройку десятков кандидатов на титул Великого Барда, а другая ее часть, чертыхаясь в адрес первой, призывала не искать заговор там, где его нет, и отстаивала права на пьедестал некоего Вилли Шакспера, актера и совладельца театра «Глобус», родившегося и умершего в Богом забытой деревне Стратфорд. Аргументы обеих сторон спора известны, и вряд ли есть нужда повторять их в очередной раз. Проблема, однако, заключается в том, что обе партии (и стратфордианцы, и нестратфордианцы) пытаются решить вопрос авторства прямолинейно, выдвигая всякий раз лишь одного кандидата в гении. Конечно, среди исследователей были и есть те, кто признает наличие соавторов шекспировских пьес, однако практически никто не готов поделить славу выдающегося драматурга и поэта поровну между целой группой писателей той эпохи. Кто-то настаивает на том, что автором «Гамлета» и «Макбета» мог быть только Рэтленд (в крайнем случае – с супругой, дочерью Филиппа Сидни), для кого-то в качестве творца этих пьес милее Кристофер Марло, а кому-то изысканным гением, соединившим безумие, страсть и величие, видится граф Оксфорд. Сторонники же актера из Стратфорда, имея явные свидетельства участия Пиля, Марстона или Грина в написании пьес, тоже не спешат выплескивать славу Шекспира на этих драматургов. И получается презабавная картина. Все, вроде бы, понимают, что Шекспир – это не лицо, а маска, скрывающая истинного автора или авторов, но дальше этого понимания дело не идет. Вот, например, Илья Гилилов, написавший блестящую книгу «Игра об Уильяме Шекспире», дает абсолютно беспристрастную оценку наследию Великого Барда: «Шекспировские произведения свидетельствуют не только о гениальном художественном мастерстве их автора, но также об огромном, ни с чем не сравнимом богатстве языка Шекспира. Его словарь насчитывает около 20 тысяч слов, то есть в два-три раза больше, чем у самых образованных и литературно одаренных его современников и даже писателей следующих поколений и веков (для сравнения, у Джона Мильтона, Фрэнсиса Бэкона - по 8 тысяч слов, у Уильяма Теккерея - 5 тысяч; в словаре таких французских писателей, как Виктор Гюго, Ипполит Тэн, живших через два столетия после Шекспира, - примерно по 9 тысяч). Англичанин нашего времени, имеющий высшее образование, употребляет не более 4 тысяч, а малообразованный провинциальный житель елизаветинской Англии обходился 1 тысячью или даже половиной того. Такой огромный разрыв говорит сам за себя - ничего подобного история мировой литературы не знает. Шекспир ввел в английский язык, как сообщает Оксфордский словарь, около 3 200 новых слов - больше, чем Бэкон, Джонсон, Чапмен, вместе взятые». Казалось бы, все ясно. 20 тысяч слов – это слишком много для одного и даже двух людей. 3200 неологизмов – невероятная цифра. Ее появление возможно, лишь если за дело берется артель, причем целенаправленно, не красного словца ради, а формирования языка для. И еще из Гилилова: «В шекспировских произведениях насчитали 124 места, связанных с юриспруденцией, 172 - с морским делом, 192 места свидетельствуют о знании - и каком-то опыте - военного дела, слово "музыка" и производные от него встречаются 170 раз. В те времена подавляющая часть таких знаний, такой эрудиции могла быть получена только в университете, от домашних учителей, от людей, лично участвовавших в военных походах. Напомню, что публичных библиотек до конца XVI века в Англии еще не было. Многое говорит об очень близком знакомстве Шекспира с придворным этикетом, титулатурой, родословными, языком самой высокородной знати и монархов. Именно в этой среде, где происходит действие большинства его пьес, Великий Бард чувствует себя наиболее уверенно. Статистики насчитали 196 мест в его произведениях, где проявилось знание времяпрепровождения титулованных лендлордов, их игр и развлечений, в том числе редких и дорогих, как охота с соколами, псовая охота, теннис; эти знания не могли быть обретены заочно. Ботаники обратили внимание, что герои Шекспира упоминают названия 63 различных трав, цветов и деревьев. Можно предложить читателям этой книги проверить себя: сколько разновидностей растительного мира они могут назвать...». Позволю себе слегка развить мысль Гилилова. Совсем слегка. Такая эрудиция – это не только знания, полученные в университете, ибо никакой университет не научит морскому или военному делу, а также придворному этикету. Энциклопедизм Шекспира и его невероятный тезаурус абсолютно очевидно свидетельствуют, что произведения, выходившие под именем Потрясающего Копьем, - плод трудов группы людей. Самое забавное, что Гилилов, написавший абсолютно правильные слова о немыслимом кругозоре и словарном запасе Шекспира, после этого предлагает на роль Барда графа Рэтленда, писавшего в соавторстве с женой. При этом другие варианты даже особо и не рассматриваются. В чем можно согласиться с Гилиловым почти на 100 процентов, так это в том, что «Гамлет» был написан именно Рэтлендом или в соавторстве с ним. Иначе откуда бы взяться Розенкранцу с Гильденстерном, которые были однокашниками Рэтленда в Падуе, и описанию Эльсинора после поездки графа в Данию!? Впрочем, не стоит зацикливаться на частном вопросе авторства «Гамлета». Гораздо важнее та информация, которую дает Гилилов параллельно. Книга «Игра об Уильяме Шекспире» написана действительно блестяще, поэтому позволю себе процитировать еще один кусочек: «Произведения Шекспира также свидетельствуют, что он владел французским, латинским, итальянским языками, мог читать на греческом, возможно, и на других языках. Напомню, что в "Генрихе V" 4-я сцена III акта написана целиком по-французски, так же как и разговор с пленным в 4-й сцене IV акта, а всего в этой пьесе около 100 строк на хорошем французском языке. Отдельные французские, итальянские, латинские слова и фразы присутствуют во многих пьесах. Сюжет "Гамлета" взят из "Трагических историй" француза Бельфоре, переведенных на английский только через столетие; сюжеты "Отелло" и "Венецианского купца", включая многие детали, заимствованы соответственно из сборников итальянских новелл Джиральди Чинтио и Джованни Фьорентино, тоже появившихся на английском языке лишь в XVIII веке. Шекспир знал произведения Монтеня, Рабле, Ронсара, Ариосто, Боккаччо, Банделло. Сюжет "Двух веронцев" взят из испанского пасторального романа Монтемайора, на английском языке до появления пьесы не печатавшегося». Думаю, нет смысла в тысячный раз повторять, что в деревне Стратфорд вряд ли можно было выучить все вышеуказанные языки, да еще в объеме, необходимом для почти дословного цитирования. Кроме того, есть указание Бена Джонсона на скудость знаний актера Шекспира в области латыни и греческого. О других языках никто даже не заикался. Еще неплохо было бы вспомнить о цене книг того времени и их количестве в библиотеках даже самых состоятельных господ. Неужели все, на что можно найти ссылки у Шекспира, находилось в одном-единственном месте? Кстати, заметим, у жителя Стратфорда (согласно его завещанию) с книгами отношения как-то не складывались. Весьма знаменательно, что и сторонники «актерского» происхождения пьес не отрицают фундаментального вклада «других» авторов в шекспировский канон. При этом их ничуть не смущает, что чуть ли не все произведения были написаны «при участии» или «в соавторстве» с кем-либо. Большая часть пьес (аж 20 штук из 37, приписанных мистеру Ш.) впервые увидела свет только после его смерти, причем не сразу, а только в 1623-м году (актер из Стратфорда умер в 1616-м). А из остальных – чуть ли не половина написана точно либо в соавторстве, либо вообще не им. Добавим к этому то, что стало известно позже о «Гамлете» и Рэтленде, а также некоторые веселые «чисто случайные» пересечения с Бэконом, Оксфордом, Марло и прочими. И что же после этого остается? А остается то, что было всегда. Остается «Проект Шекспир», название которого весьма условно, хоть и символично для Англии. Грандиозное мероприятие, авторами и исполнителями которого были самые одаренные и талантливые фигуры своего времени. Каковы были цели сего масштабного проекта? Их было несколько. Во-первых, создание новой, британской идеологии. Как это выглядело на деле? Очень просто. Единственным СМИ эпохи ренессанса был театр. Где еще можно собрать большое количество народа, чтобы донести до него должным образом сформулированную информацию? Только там, где есть зрелища. Но во время казней, например, ничего, кроме приговора, не прочтешь, да и занимает это от силы минуту-другую, а в театре есть возможность на протяжении часа-двух-трех скармливать ничего не подозревающему плебсу любую наживку, и он будет с радостью глотать ее, переваривать и думать, что ему показывают жизнь, как она есть. Метод работы ровно тот же, что и у современных СМИ. Главное, чтобы актеры уверенно и громко декламировали. И тогда плебс узнает всю правду о Генрихе Шестом, Ричарде Третьем, Юлии Цезаре и Перикле. Особенно важна информация об английских монархах и древней истории Англии. Одновременно на подготовленную почву упадут древние хартии и рукописи, в общем и целом подтверждающие то, о чем идет речь в пьесах. Во-вторых, создание и внедрение нового языка. Как вы помните, Гилилов назвал уникальную цифру: посредством шекспировых усилий в язык вошло 3200 новых слов!!! А весь вербальный запас Теккерея, жившего сильно позже и вязавшего не самые косноязычные тексты, состоял из 5000 слов! Способен ли один человек, пусть и гениальный, выполнить такую адскую задачу – придумать 3200 неологизмов? Конечно, нет. Перед нами целенаправленная, многолетняя работа группы высоколобых по созданию нового английского языка. Для чего? Для того, чтобы ушли в прошлое славянские и германские корни, составлявшие основу английского до 16-го века. Кстати, говоря о новых словах, Гилилов забыл об еще одной важной составляющей языка – идиомах (или фразеологизмах). Так вот, большая часть английской идиоматики (чуть ли не половина) – это Шекспир и Библия короля Якова. Время создания пьес Шекспира и упомянутого варианта перевода Библии совпадает – это начало 17-го века. Неплохое подспорье для 3200 неологизмов, внедренных группой Ш., не так ли? В-третьих, совместив новый язык с новым видением истории острова, новая английская династия фактически решила все проблемы с легитимизацией Великобритании как суверенного государства и закрепила свои притязания на ее трон. ShakesPR удался на славу. И все получили свое: Стюарты – независимую Британию, интеллектуалы – моральное удовлетворение и денежные компенсации, зрители – театр, в котором они же и были актерами, как им недвусмысленно намекнули в одной пьесе, а родившийся в Стратфорде мелкий лавочник Шакспер получил...бессмертие, в котором он сам вряд ли нуждался. У этого проекта было несколько инкарнаций. Первая - в начале 17-го века, вторая - начиная со смерти Шакспера до выхода Первого фолио, третья - жизнь между Первым фолио и изданием Поупа, четвертая - после издания Поупа (которого, помнится, изрядно поносили за "авторскую" правку текстов), пятая - в 18-м веке и т.д., вплоть до нынешней - неизвестно какой уже по счету - классическо-коммерческой. А ведь есть еще и боковые ответвления, особенно интересна в контексте шекспирианы "внезапная и скоропостижная" смерть Сервантеса 23 апреля 1616-го года, аккурат в один день с "Шекспиром". А создан был сей «Шекспир» в довесок к программе «обнаружения старинных манускриптов», запущенной не без участия знатного Рыцаря Ордена Подвязки Уильяма Сесила, первого барона Бергли. Этот человек, по совместительству, был государственным секретарем, лордом-казначеем и главным советником Елизаветы Генриховны Тюдор №1. И вот ведь, что любопытно: практически все судьбоносные для Англии документы были «обнаружены» либо ближайшим окружением Сесила, либо придворными его круга. Так, воспитывавшийся в доме Сесила Эдуард де Вер, граф Оксфорд получил в наставники от Сесила некоего Лоренса Новелла (которого стыдливые потомки, которые «не могут подумать об этом плохо», назвали «антикваром»), знаменитого тем, что именно он обнаружил «Беовульфа» и один из основных списков Англо-саксонской Хроники. Новелл был известным персонажем своего времени, учитывая тот факт, что он создал кучу географических карт, которые по какой-то непонятной причине подписывал на древнеанглийском языке. Ученые мужи последующих эпох, кстати, не задаются вопросом, откуда в 16-м столетии появился человек, превосходно знавший англосаксонскую мову, которая почила еще в 11-м веке. Ведь ни традиции преподавания англосаксонского, ни словарей, ни текстов-билингв в распоряжении ученых 16-го века не было! Первая грамматика сего древнего языка с небольшим словарем впридачу была издана лишь в самом конце 17-го века (и та «по мотивам» представлений лоренсновеллов о прекрасном). Остается два варианта: либо древний язык еще был в ходу в 16-м столетии, либо Лоренс Новелл был 500 лет от роду. Второе предположение, скорее всего, прийдется с негодованием отмести как слабо согласующееся с действительностью, а вот первое... и чего тогда все удивляются, что «Беовульфа» нашел именно Новелл?! Так вот-с, Новелл и де Вер – не единственные из круга Сесила. Лепшим корешем рыцаря Сесила был некто Мэтью Паркер, архиепископ Кентерберийский. И вот ведь какой парадокс: самый главный список Англо-саксонской Хроники, к которому восходят все остальные, всплыл именно у господина Паркера! Как он у него оказался – вопрос непраздный, но проследить судьбу документа далее середины 16-го века не представляется возможным. Не потому ли, что Паркер был накоротке с Сесилом и Новеллом? Кстати, «усилиями» Паркера Англия обрела манускрипты Матфея Парижского, валлийского средневекового монаха Ассера (о котором вообще никто не слышал и от которого остался один-единственный список!) и Томаса Уолсингема (от него благодарная Новая Англия узнала о своей истории 13-14 вв.). Ах, да! Ведь у Паркера был еще секретарь! Да какой! Звали добра молодца Джон Джослин, и был он знаменит трогательной заботой о древних манускриптах. В том смысле, что очень любил их трогать. И до такой степени самозабвения доходил добрый молодец Джон Джослин, что вставлял в древние рукописи подделанные страницы! На Англо-саксонской Хронике его прищучили (ну, не те страницы тиснул, с кем не бывает!), а вот дальше делу хода не дали. Видимо, связка Паркер-Сесил сработала, и «своего засранца» не сдала. Кстати, весь архив Паркера-Джослина перешел потом к некоему сэру Роберту Брюсу Коттону, еще одному «конкретному антиквару», через которого всплывали потом основные списки Беды и прочих, менее достопочтенных, авторов. Процесс, запущенный под контролем орденоносца Сесила, шел. Пропагандистская машина Новой Англии работала без сбоев. Контора им. Святого Георгия писала и писала. А Новая Англия все хавала и хавала. Дело дошло и до новой трактовки Библии, которая увидела свет под присмотром короля Якова, следующего за Елизаветой Председателя Совета Директоров. Постепенно Орден перерос свой же проект и вышел на международный уровень. Клуб «тех, кто в теме», облагороженный красивой историей и снабженный правильным антуражем, процветал. В сферу влияния Ордена начали попадать заморские владения. Некоторые, не особо дальновидные, местные правители, получали Орден и кое-какие объедки с барского стола, правда, потом оказывалось, что объедки кончились, а контроль над территорией осуществляют управленцы от Ордена, но поделать уже ничего было нельзя. Любопытно, что Петр Первый отказался от «высокой» чести получить Орден Подвязки, чем, возможно, и сильно осложнил себе жизнь. Впрочем, его «потомки» восстановили историческую справедливость, приняв от британских родственников красиво обернутую конфетку (последний «кавалер» Ордена Подвязки – Николай Второй), вкус которой в полной мере они смогли оценить в 1917-м году. А что же Совет Директоров? Да по-прежнему не бедствует. Круг «рыцарей в теме» не сужается. Все те же милые и приятные 25 особ: Монарх и 24 компаньона или рыцаря Ордена. Забавно, что у печально знаменитой Ост-Индской Компании, возникшей под патронажем и при самом непосредственном участии все тех же господ королевских кровей, первый официальный орган управления сотоял из тех же 25 человек, причем по той же формуле: во главе Governor (Управляющий), а ему споспешествуют 24 директора. Какое неудивительное совпадение! Любопытно, что Королевский Указ (Royal Charter) обычно издавался монархами средневековой Европы для утверждения городского статуса поселения и возникновения соответствующих этому обстоятельству прав. Однако в данном случае речь в Указе шла о создании торговой компании. Возможно, именно в этот момент и началась история нового времени, и фраза «ничего личного, только бизнес» стала ключевой в модели построения общественных отношений. То есть внешне все осталось, как было. Но именно в этот момент был сделан первый шаг в мир транс-национальных корпораций, единого рынка и правления группы никем не избранных. И именно эта стая товарищей первой осознала, что для утверждения своих вечных прав на власть и имущество нужен правильный антураж, то есть должна быть создана такая картинка прошлого, из которой всегда можно извлечь дивиденды: политические, экономические или правовые. Потом можно даже отойти на второй план и назначить управляющих проектами, которые будут эксплуатировать рукотворный цивилизационный пейзаж в интересах все того же Совета Директоров и на которых, в случае чего, будут сыпаться все шишки. Но сначала все же – правильный антураж. Который и был создан путем внедрения правильной истории, в том числе и Англии. Есть такая поговорка: доброе начало полдела откачало. Не знаю уж, насколько добрым можно назвать процесс фальсификации истории в своих интимных целях, но начало ему было положено зубодробительное, причем не только в Англии. А вот дальше орденоносцы Св. Георгия и приближенные к ним лица просто не давали сему действу отклониться в ту или иную сторону. В рамках создания антуража были запущены многочисленные проекты по обретению древних памятников и манускриптов, а щедро спонсируемые писатели должным образом истолковывали все «вновь обретаемое» и вставляли все новые и новые кирпичики в здание английской истории. Конечно, не все всегда выходило гладко, но для большинства народонаселения и этой PR-кашицы хватало. А количество несогласных всегда измерялось единицами, и их можно было либо уговорить, либо приговорить. Может быть, поэтому никто в открытую не задается вопросом, откуда у аглицких сэров-пэров, протирающих всю жизнь штаны в Парламенте и не имеющих, якобы, никакого отношения к крупному бизнесу, деньги на содержание замков, конюшен, благотворительных обществ и т.п. Но проколы господ вершителей истории никуда не делись, они видны даже невооруженным глазом, что уж говорить о подготовленных искателях. История Англии шита белыми нитками. А разглядеть белое на кроваво-черном историческом фоне не так уж сложно. Вот, буквально несколько примеров из разных эпох так называемой истории Англии. Самая древняя история. Кельты и римляне. Что осталось от римлян? Ничего. Даже канализация с отоплением куда-то подевались. Я уж не говорю о том, что в Британском музее вещи «романской» эпохи чаще представлены образцами с греческим письмом. А практически все заимствования латинских слов в английский язык произошли через французский. Но вот кельты. Говорят, они жили на Британских о-вах в античные времена и именно с ними бодались латиняне. Давайте глянем на кельтские монеты «римских времен». Вот, есть, например, монета с кельтской боевой колесницей и подписью: SCAR. (продолжение следует)
Наталья Михайловна: *PRIVAT*
Наталья Михайловна: Спасибо, Александр Михайлович! С Шекспиром и проектом "Англия" разобрались. Будем разбираться с другими посылами. Для начала, заглянула в яндекс, узнала, кто такой Андрей Зорин. Преподаватель Оксфорда и РГГУ. Уже неплохо. Пойду посмотрю, не был ли он среди тех, кто со Стариковым воевал. Потом по его тексту пробегусь.
Наталья Михайловна: Нет, ни на митинге, ни на предшествовавшей митингу лекции Зорина не увидела.click here Но по тексту имею что сказать.
Наталья Михайловна: > Б.Д.:: И нынешних разысканий Михаила Задорнова… А.З.: Да-да! Их нельзя прекратить, но нужно стараться, чтобы это было эксцентрическим занятием научных шарлатанов, а не предметом актуальной полемики о сегодняшних проблемах. Вот это я и имею в виду под лозунгом «вернуть историков на кафедры». < В своём рассказе о том, как я сцепилась на ютубе с Гордоном, я уже упоминала, что там нас рассудил один товарищ, сообщивший, что С.В. Жарникова ещё в 1988 году защитила кандидатскую диссертацию по истории, где выдвигала ровно те же тезисы, которые сейчас обосновывает Задорнов. Заглянув к нему на сайт, я узнала, что Михаил Николаевич и Светлана Васильевна были знакомы. На ту гордоновскую передачу Задорнов привёл Драгункина и Чудинова. Ну, там ещё были на "нашей" стороне М. Ножкин и Н. Джигурда. Но почему-то, когда "учёные историки" кричали, что задорновские изыскания ненаучны и не его это дело, Михаил Николаевич не помянул Жарникову. А ведь она не только кандидат наук, она ещё ссылки на академика Соболевского даёт. Не так уж слаб тыл Задорнова. Надо бы поклонникам регалий в нос такие вещи совать. Раз уж у них "учёным является тот, кто в научных журналах публикуется".
Наталья Михайловна: http://www.dal.by/news/174/09-10-12-17/
Наталья Михайловна: > Человека, считающего, что Гитлер, Сталин или Пол Пот не были кровавыми палачами, не надо сажать скамью подсудимых, но он не должен работать школьным учителем. Вот так, просто и непринуждённо, победителя в самой страшной войне тысячелетия поставили между двумя американскими марионетками. Впрочем, Гитлер был изначально английской марионеткой. Американские "головы" вели более тонкую игру. Они хотели руками Гитлера уничтожить как Россию, так и Великобританию. С Великобританией сработало. А Россию пришлось ещё сорок лет развращать изнутри. И всё равно не доработало. Каким-то непостижимым образом выбралась из-под плинтуса. Но, конечно, до сталинских вершин ещё дальний и нелёгкий путь.
Наталья Михайловна: Вот, по-честному, какая мерзость! Где были эти "балтийские страны" до 1914 года? Что они сейчас из себя представляют? Латыши, эстонцы, да и литовцы (при условии, что мы знаем, что такое была Речь Посполитая на самом деле) людьми-то побыли, находясь в СССР. Тогда из них делали витрину социализма. А попав из грязи в князи, эти товарищи столько о себе возомнили, что даже разговаривать по-русски не хотели. Мама, желая в 1981 купить ивановский ситец, которого ни у нас в Сибири, ни, полагаю, в Иваново было не достать, не могла от эстонской продавщицы ничего добиться. "Я не понимаю по-русски!" Пришлось к деверю идти (он был первым заместителем министра внутренних дел СССР), чтобы перевёл. http://www.youtube.com/watch?v=es8SlmpRHfk http://nstarikov.ru/blog/36524
Наталья Михайловна: > политическая корректность, ... в целом это удивительный механизм, при котором удалось табуировать целый класс людоедских и человеконенавистнических заявлений, не прибегая к механизмам уголовной репрессии. Да зачем уголовные репрессии? Надо просто ящик посреди класса поставить. http://www.youtube.com/watch?v=-69WaxRSgMg
Наталья Михайловна: > считать, что бороться с антироссийскими настроениями в Польше можно отрицанием Катынского расстрела, – тогда, конечно… Конечно - не конечно. Нам оправдываться перед поляками не в чем. На Нюрнбергском процессе катынский расстрел был признан преступлением нацистов. А "записка Шелепина", написанная ни разу не Шелепиным, а сфабрикованная в конце 80-х в прорабской перестройки, давным- давно признана фальшивкой. Правда, не "учёными историками", а криминалистами. http://worldcrisis.ru/crisis/wc_2165149
Наталья Михайловна: Резюмируя данное интервью, следует потребовать не вернуть историков на кафедры, а разогнать к... эти кафедры. Эти дядечки и тётечки на наши деньги (мои дети платят налоги, а я недополучаю надбавки к пенсии) нагло врут народу и, возможно, друг другу. Впрочем, второе уже не так важно. Пусть друг другу лапшу на уши вешают на кухне за чашкой чего-нибудь. А остальной-то народ при чём? Другое дело - поскольку они врут по заказу власти, то власть их никогда и не разгонит. А на кафедрах они это будут делать, в комиссиях по фальсификации или на ТВ - это уже дело вкуса. Хотя на ТВ - чревато. Я уже упоминала ролик на ютубе "Разоблачение Задорнова! Дебаты! Кураев VS против язычества!" - так по отзывам зрителей, как раз Задорнов победил.
полная версия страницы